Читать книгу "Месть  - Виктория Шваб"

Она вернулась к своей книге.

– Я бы хотела способность создавать тишину.

Хольц нервно рассмеялся.

Доминик обвел взглядом группу.

Он не ожидал, что станет легче – не хотел, чтобы стало легче, – но это случилось. Удивительно, как быстро человек к чему-то привыкает, как быстро странное становится обыденным, необычайное нормальным. Покинув армию, он скучал по духу товарищества, общему языку. Черт, он скучал по форме, приказам, чувству рутины.

А вот к чему Доминик никогда не мог привыкнуть, так это к камерам ЭОН. Вернее, тем, кого в них держали.

Белые стены комплекса стали знакомыми, непонятный лабиринт превратился в чистые линии, но в назначении этого места никогда не было ничего удобного. Если Дом когда-нибудь обнаружит, что забыл, для чего построили это здание, нужно будет лишь посмотреть записи с трех дюжин камер наблюдения.

Иногда, во время дежурства, Дом ходил к тем заключенным, доставлял еду, слушал ЭО за стекловолокном, как они просят их выпустить. Иногда ему приходилось сидеть напротив них – заключенные в робах и Доминик в камуфляже как обычный человек – и расспрашивать их о жизни, смерти, воспоминаниях, мыслях. Приходилось притворяться, будто он не понимает, что они имеют в виду, говоря о тех последних моментах, отчаянных мыслях, которые следовали за ними в темноту, о тех, что вытягивали их обратно.

Хольц и Бара все еще перебирали гипотетические силы, Риос вернулась к своей книге, но Доминик молча уставился на свою еду. Аппетит внезапно пропал.

II

Два года назад

Квартира Доминика

Он вертел визитную карточку, ожидая, пока Виктор ему перезвонит.

На свету блеснули три буквы.

ЭОН.

Через десять минут телефон наконец зазвонил.

– Соглашайся на работу.

Доминик застыл.

– Ты же не серьезно. – Судя по последующему молчанию, увы, серьезно. – Эти парни на нас охотятся. Ловят. Убивают. И ты хочешь, чтобы я на них работал?

– У тебя есть опыт, квалификация.

– А если они узнают, что я ЭО?

Короткий нетерпеливый вздох.

– Ты умеешь выходить за пределы времени, Доминик. Если уж ты не сможешь вырваться…

– Я могу выйти из времени, – ответил Доминик, – но не могу проходить сквозь стены. Не могу открывать замки. – Дом провел рукой по волосам. – При всем уважении…

– Это высказывание обычно предшествует слову «нет», – холодно сказал Виктор.

– Ты просишь меня…

– Я не прошу.

Виктор был в ста милях отсюда, но Доминик все равно вздрогнул от угрозы. Он был обязан Виктору всем, и они оба это знали.

– Хорошо.

Виктор повесил трубку. Дом долго смотрел на телефон, потом перевернул карточку и набрал номер.

* * *

Черный фургон приехал за ним на рассвете.

Доминик ждал на обочине. Вылез мужчина в обычной одежде, открыл задние двери. Дом заставил себя двигаться вперед. Его шаги были медленными, тело действовало против воли.

Он не хотел этого делать. Инстинкт самосохранения орал: «Нет!» Он не знал, о чем думал Виктор и на сколько шагов вперед он думал. В представлении Дома Вейл вел себя так, будто мир был одной большой игрой в шахматы. Стучите по людям и говорите: «Вы пешка, вы рыцарь, вы ладья».

Эта мысль слегка бесила Дома, но в армии он научился не задавать вопросов. Доверять приказам по мере их поступления, зная, что он не видит всю картину. Война нуждалась в людях, как в долгосрочной перспективе, так и в краткосрочной.

Виктор был из первых.

Доминик из вторых.

Это не делало его пешкой.

Это делало его хорошим солдатом.

Он нехотя прошел к фургону. Но не успел залезть, как мужчина протянул ему открытую сумку:

– Телефон, часы, все, что передает данные и не привязано к вашему телу.

Доминик подготовился – в его телефоне было всего несколько номеров и ни одного имени; Виктор значился Начальником, Митч – Здоровяком, Сид – Мелким Ужасом, но он все равно ощутил нервную дрожь, когда сумка исчезла и его ввели в фургон.

Там не было пусто.

Четыре других человека – трое мужчин и одна женщина – уже примостились внутри, спиной к металлическим стенам без окон. Дом сел, двери захлопнулись, и фургон поехал. Все молчали, но он мог сказать, что другие были военными – или бывшими военными, – судя по выправке, коротко подстриженным или сильно завитым волосам, пустым лицам. У одного была искусственная рука, сложный биомеханизм ниже локтя, и Дом наблюдал, как мужик рассеянно постукивает по ноге механическими пальцами.

Они подобрали еще одного человека, молодую чернокожую женщину, а затем земля под шинами изменилась, мир снаружи заглушил двигатель, а фургон набрал скорость.

Дом провел половину своей карьеры в таких автоколоннах, переезжая с одной базы на другую.

Один из мужчин хотел глянуть время, а потом вспомнил, что у них забрали часы. Доминик не возражал – он мог подождать.

* * *

Время странно двигалось для Дома.

Или, по крайней мере, он странно двигался во времени.

На бумаге ему было всего тридцать три, но он чувствовал, будто прожил больше – в некотором роде так оно и было. Дом мог выйти из потока времени в тени, где весь мир становился картиной в оттенках серого, темным промежутком, где двигался только он.

Дом никогда не вел подсчеты, но полагал, что, вероятно, провел недели, если не месяцы, по ту сторону, снаружи, его собственная шкала времени растягивалась, теряя форму.

Однажды в качестве эксперимента он шагнул в тень и остался там, желая узнать, как долго продержится вне времени. Словно задержать дыхание, и в то же время нет – в междумирье был кислород, но также вес, давление – давление, которое почти сломало его в прошлом, когда каждый шаг был болью. Давление, которое теперь ощущалось лишь как сопротивление, неприятное, но отнюдь не критичное.

С тех пор каждое утро и каждую ночь Доминик проводил время вне времени. Иногда просто перемещался по своей квартире, а иногда шел дальше, замеряя пройденное расстояние, а не прошедшие секунды.

* * *

Когда фургон замедлился, внимание Дома снова привлекли металлическая скамья, затемненный корпус, другие ожидающие.

Через несколько минут автомобиль наконец остановился. Двери открылись, и пассажиров вывели на ровный асфальт. Доминик прищурился, дезориентированный внезапным утренним светом. Они стояли перед зданием, вероятно, ЭОН.

Снаружи оно выглядело… безобидно. Даже безвредно. Была стена по периметру, но ни колючей проволоки, ни явных вышек.